Влияние Кубинской Революции на Латинскую Америку

Выступление перед членами Департамента государственной безопасности. 18 мая 1962 г.

Прежде всего должен попросить у вас прощения, потому что движимый лучшими побуждениями я намеревался подготовить ряд данных и цифр, которые помогли бы более чётко проанализировать ситуацию в Латинской Америке в целом, её отношения, с империализмом, и те отношения, которые у неё складываются с кубинским революционным правительством. Но, как и всегда, добрым намерениям не суждено было сбыться, и я должен буду говорить по памяти, отталкиваясь не от цифр, а от проблем общего характера.

Я не претендую на изложение долгой истории проникновения империализма в Америку, однако полезно знать, что та часть континента, которая называется Латинской Америкой, почти всегда жила под игом крупных имперских монополий. Вы знаете, что Испания господствовала над значительной частью американской
территории, затем, на этапе капиталистического развития, состоялось проникновение других европейских стран; Англия и Франция также приобрели здесь ряд колоний.

После борьбы за независимость американская территория превратилась в объект соперничества между многими державами, а с возникновением экономического империализма в конце прошлого – в начале этого столетия Соединённые Штаты быстро установили свое господство над всей северной частью континента, Южной Америкой и Центральной Америкой. На юге ещё сохраняли свои позиции другие империалистические державы. На крайнем юге, в Аргентине и Уругвае, сильные позиции до конца последней мировой войны занимала Англия.

Иногда наши страны становились полями сражений, спровоцированных монополиями разных держав, которые боролись между собой за сферы влияния: война в Чако – это один из примеров борьбы за нефть между Shell, принадлежавшей английским и германским группам, и Standard Oil. Это была жестокая война, в которой
Боливия и Парагвай в течение четырёх лет истребляли лучшую часть своей молодёжи в сельве Чако.

Имеются и другие примеры того же рода, когда Перу, представлявшая интересы Standard Oil, захватила чась эквадорской территории, где пользовалась влиянием Shell. Происходили также войны и за продукты иного типа. United Fruit провоцировала в Центральной Америке войны за обладание территориями банановых плантаций; имели место войны и на юге между Чили, Боливией и Перу за обладание залежами селитры, которая весьма ценилась до открытия синтетического способа получения нитратов. Иначе говоря, мы являлись в лучшем случае бессознательными участниками борьбы между империями.

Тем не менее после второй мировой войны последние редуты британского империализма (германский империализм был вытеснен ещё раньше) пали под натиском империализма США.

Тот факт, что произошла полная унификация экономического господства в Америке, породил тенденцию к объединению сил, которые борются против империализма. Мы должны всё теснее объединяться, потому что это общая борьба; борьба, которая сегодня, например, выражается в солидарности всех народов с Кубой, так как они всё быстрее убеждаются в том, что имеется только один враг – империализм, и что здесь, в Америке, он имеет одно имя: североамериканский империализм. Формы его проникновения сильно менялись в зависимости от исторических, политических, экономических обстоятельств, а также в зависимости от географической близости или отдалённости империалистической метрополии. Есть страны, которые полностью являются колониями, подобно Панаме, что обусловливает всю систему её жизни. Есть страны, которые в гораздо большей мере сохраняют свои национальные черты и ещё находятся на этапе культурной борьбы против империализма. Однако общим для всех них является господство США над огромными запасами стратегических материалов (стратегическими не только на случай войны, но и для всей североамериканской промышленности), а также господство банков США и осуществляемая ими «почти монополия» внешней торговли.

Латинская Америка очень интересует нас по многим причинам: потому что в культурном и историческом отношениях мы – часть этого континента, часть конгломерата, который борется за свою свободу, а ещё потому, что от позиции Латинской Америки весьма сильно зависит будущее нашей революции в её стремлении к идеологической экспансии. Ибо характерной чертой всех подлинных революций является распространение их идеологического влияния; они не замыкаются в рамках одной страны, а распространяются в сопредельных зонах, в зонах влияния, если употреблять экономический термин, хотя и не совсем к месту. Кубинская революция имела огромное влияние в Америке; но каждый из народов региона испытал его не в одинаковой степени, и нам предстоит проанализировать как общие причины влияния Кубинской революции, так и причины того, почему в одних странах оно оказалось большим, чем в других. Для этого мы должны рассмотреть, в частности, политическую жизнь каждой из этих стран, позицию и деятельность прогрессивных партий в каждой из них, естественно, сохраняя при этом должное уважение к их независимости и не вмешиваясь во внутренние дела каждой партии. Но и не уклоняясь от деталей, поскольку позиция этих партий очень важна для анализа современной ситуации.

Есть страны, в которых борьба народных масс достигла чрезвычайной степени остроты; есть другие, в которых народная борьба затормозилась; есть страны, в которых Куба выступает священным символом для всего народа; есть и такие, в которых опыт Кубы, выступая как общий символ освободительного движения,
рассматривается как бы извне, не как руководство к действию для них самих. Истоки такого положения сложны, но они всегда связаны с подходом к вопросу о форме борьбы за власть и испытывают на себе сильное влияние решения этой проблемы. В некоторых случаях они связаны также с большей или меньшей численностью рабочего класса и его влиянием; а в других с географической близостью к нашей революции.

Эти страны мы можем рассмотреть по группам.

На юге Америки есть две страны, очень важные с точки зрения их идеологического влияния; одна из них – это Аргентина, относительно сильная латиноамериканская держава. Кроме того, нам находится Уругвай, обладающий весьма схожими с Аргентиной характеристиками. Обе страны являются скотоводческими, в обеих существуют мощные олигархические группировки, которые, базируясь на латифундистской собственности на землю и обладании скотом, контролировали внешнюю торговлю, но сегодня вынуждены делить этот контроль с Соединёнными Штатами.

Это страны с наиболее чётко выраженным преобладанием городского населения. Правда, мы не можем сказать, что в Уругвае доминирует рабочий класс, потому что Уругвай это страна, в промышленном плане мало развитая. В Аргентине же рабочий класс превалирует; но это такой рабочий класс, который находится в очень трудной ситуации, так как он используется только в обрабатывающей промышленности, зависит от иностранного сырья, в стране пока ещё нет прочной индустриальной основы. Господствующим городским центром является Буэнос-Айрес, который сосредоточивает 30% всех жителей страны, расположенной на трёх миллионах квадратных километров заселённой территории (другая её часть, оспариваемая антарктическая территория, не имеет демогра-фической ценности).

В этой огромной стране более шести миллионов населения проживает на территории, которая чуть больше Гаваны, и этот город царит над громадным необрабатываемой земли, где имеется класс крестьянства, владеющий относительно большим количеством земли, и небольшая группа сельскохозяйственных рабочих, кочующих из одного района в другой – в зависимости от сезона уборки урожая, подобно тому, как здесь, на Кубе, поступали рубщики сахарного тростника, которые в другое время могли собирать кофе, идти на сбор урожая табака или чередовать его со сбором иных сезонных культур.

В обладающих такими чертами Аргентине и Уругвае, а также в Чили, где рабочий класс, действительно, преобладает, до сих пор господствовала философия гражданских форм борьбы против деспотических властей и вопрос о взятии власти в будущем более или менее прямо и открыто увязывался с выборами или мирными
средствами борьбы.

В большей или меньшей мере всем вам известны последние события в Аргентине, когда возникла ситуация более или менее реального господства некоторых относительно левых групп, которые представляют прогрессивный сектор аргентинского рабочего класса, но которые искажают многие устремления народа через установки полностью оторвавшейся от него перонистской партийной камарильи. Однако, когда встал вопрос о выборах, вмешались гориллы (так здесь ультрареакционные группы аргентинской армии) и ликвидировали
опасную ситуацию (возможность прихода перонистов к власти).

В Уругвае происходит нечто схожее (хотя здесь армия не обладает никакой силой), и также была совершена разновидность государственного переворота очередным ультрареакционером, которого зовут Нардоне. Ситуация, созданная правыми переворотами, с одной стороны, и философией взятия власти посредством Народных фронтов и выборов – с другой, порождает здесь определённую апатию по отношению к Кубинской революции.

Кубинская революция продемонстрировала опыт, который не претендует на всеобщность для Америки, а выражает собой одну из форм прихода к власти. Естественно, это не очень привлекательная с точки зрения настроений народных масс, несмотря на то что они подвергаются давлению, задавлены и угнетены местными эксплуататорами и империализмом. Надо поэтому сделать некоторые пояснения по поводу Кубинской революции, и эти пояснения теоретического характера также обусловливают подход к самой революции.

Мы можем сказать, что симпатии к Кубинской революции больше в тех странах, в которых открыто было принято и провозглашено решение взять власть с помощью оружия. Естественно, что занять такую позицию труднее и она вызывает большие споры, в которых мы не должны принимать непосредственного участия. Каждая страна и каждая партия внутри своей страны должны искать такие формулы борьбы, которые им подсказывает их собственный исторический опыт. Но Кубинская революция – это факт, и факт общеконтинентального масштаба. По крайней мере кубинская действительность оказывает сегодня воздействие на каждую из сфер жизни этих стран.

Во всех этих странах возникло то, «ультралевацкими группами» или даже «провокаторами», которые пытаются насадить кубинский опыт, не утруждая себя размышлениями над тем, адекватна ли для этого данная местность или нет. Они просто заимствуют опыт, реализованный где-то в Америке, и пытаются перенести его в каждую страну… Естественно, это вызывает ещё большие трения между различными группами левой. История защиты кубы народными силами этих стран также представляет собой часть их внутренней истории, и (уместно сказать это здесь, дабы вы лучше понимали некоторые проблемы), это – история мелочности, история борьбы за групповые успехи в утверждении господства той или иной левой организации. Куба поэтому оказалась невольно замешанной, скажем так, в эту полемику. Я говорю невольно, потому что нам достаточно нашего опыта, и при всём его нынешнем значении мы никогда не должны стремиться направлять в каждой стране политику и форму осуществления революций, диктовать формы борьбы за власть. Тем не менее снова и снова мы оказываемся в центре полемики.

В Чили, где левые партии обладают большим и возрастающим авторитетом, таким твёрдым курсом и такой идеологической зрелостью, как, возможно, нигде в Америке, положение было похожим на аргентинское, за исключением того, что чилийская компартия и другие левые партии уже ставят вопрос о дилемме: либо взятие власти осуществится мирным путём, либо оно должно совершиться насильственным путём, и соответственно все готовятся к будущей борьбе. К борьбе, которая с моей точки зрения, обязательно свершится, потому что не существует исторического опыта (и в ещё меньшей мере он может быть здесь, в Америке, в
современных условиях борьбы между великими державами и обострения борьбы между империализмом и лагерем мира), который бы продемонстрировал (а здесь, на мой взгляд, он и вовсе не может продемонстрировать) склонность империализма мирно уступить свои позиции. С точки зрения стратегической, это было бы смешно,
поскольку они ещё обладают оружием; чтобы в этих условиях вынудить реакцию к капитуляции, левые силы должны быть чрезвычайно могущественными, чего в Чили, по крайней мере пока что, нет.

Всё это – та часть Южной Америки, где народ воспринимает Кубинскую революцию как нечто, обладающее характеристиками, отличными от тех, которые он считает привычными для себя.

Поднимаясь далее к северу, мы попадаем в страны, где Кубинская революция действительно является маяком для их народов. Мы можем оставить в стороне Боливию, потому что в Боливии несколько лет назад свершилась буржуазная революция, очень робкая и весьма ослабленная теми уступками, которые должна была сделать экономика, полностью связанная с империалистической экономикой и полностью монопроизводящая: страна является моноэкспортером олова. Местная буржуазия должна была отчасти содержаться империализмом. Естественно, что империализм одной рукой извлекает её богатства, а другой рукой и четвертью того, что извлекает, поддерживает её правительство. Так он создал ситуацию зависимости, в которой, несмотря на все усилия, иногда вполне искренние, предпринятые боливийским правительством, боливийцы не в состоянии отделаться от империалистического ига. Тем не менее правительства Боливии исповедуют в какой-то мере правильный подход к поставленным кубинцами вопросам, проявляют максимально возможный дружественный подход на международных конференциях. Они провели аграрную реформу, хотя и весьма умеренную, при которой не были отобраны владения у духовенства, при которой кооперативы в действительности не обладают большим развитием, а скорее являются кооперативами традиционного типа, базирующимися на опыте первобытного коммунизма индейцев данного региона; опыте, который сохранился в этих традициях. Однако это та страна, в которой накал борьбы не выглядит столь очевидным, поскольку в какой-то мере изменились условия этой борьбы: речь не идёт уже о прямой борьбе угнетённых масс крестьян и рабочих против империализма, но о борьбе с национальной буржуазией, которая сделала ряд уступок народу, особенно разгромив феодалов, креольских латифундистов, вследствие чего классовая борьба носит здесь не столь острый характер.

Близко к боливийцам находится их прежний противник по войне в Чако Парагвай, где сегодня происходит партизанская борьба. Это очень бедная страна, в которой приблизительно полтора миллиона человек проживает на территории немного большей, чем Куба; с очень большими тропическими лесами. Эта страна таких ужасных эндемических заболеваний, как проказа, распространившаяся в громадных масштабах; страна, где практически отсутствует здравоохранение, где цивилизация ограничена тремя или четырьмя относительно крупными городами. В тамошних горах несколько раз возникали очаги партизанской борьбы, из которых наиболее важными и наиболее серьезными с идеологической точки зрения были движения, возглавлявшиеся Революционным народным фронтом с участием в некоторых важных случаях Парагвайской коммунистической партии. Её партизанские отряды
систематически терпели поражения; как мы полагаем, были допущены тактические ошибки в руководстве революционной борьбой – ведь та имеет ряд законов, которые нельзя нарушать, но тем не менее восстания продолжают вспыхивать. В настоящее время есть люди, которые в силу обстоятельств с оружием в руках находятся в горах; они находятся вдали от границ, а если они сдадутся, то окажутся убитыми. Парагвай – идеальная страна для партизанской войны, очень богатая в плане сельского хозяйства, с прекрасными природными условиями; здесь нет ярко выраженных гор, но имеются очень большие возвышенности и реки, зоны, весьма
трудные для действия регулярных войск, но чрезвычайно благоприятные для партизанской борьбы, которой помогает крестьянское население. В стране – ультраправая диктатура, которая прежде находилась под влиянием аргентинской олигархии, являлась полуколонией Аргентины, но сегодня, в связи с недавним проникновением североамериканского капитала, перешла в прямую зависимость от Соединённых Штатов; они поддерживают эту варварскую диктатуру в стране, где налицо все условия народной борьбы, которая может интенсивно развернуться уже в краткосрочной перспективе.

Чуть выше находится Перу – это одна из тех стран, к которым в будущем следует внимательно присмотреться. Она имеет весьма специфические черты, обладает 80% индейского или метисного населения при очень большом расовом разделении. Там белый является хозяином земли и капиталов, метис (или чоло) – в основном управляющим у белого, а индеец – крепостным крестьянином.

В Перу до сих пор поместья продаются вместе с их крестьянами. И в газетных объявлениях они выставляются на продажу вместе с таким-то числом работников или таким-то числом индейцев, которые обязаны трудиться на феодального сеньора. Это настолько жалкое положение, что его невозможно себе представить, не побывав в этой зоне. В Перу имеет место единственный в Америке случай, когда в
крупном аграрном районе левые партии (это единственная зона влияния Коммунистической партии) имеют решающее влияние и абсолютное преобладание. Перу и индейский район Куско являются единственной на всю Америку зоной сильного влияния марксистской партии в деревне. Несколько лет назад город Куско был захвачен вооружённым путём, но отсутствовали революционные условия, и дело
кончилось чем-то вроде тактического перемирия: повстанцы сдали город, а правительственные войска не предприняли репрессий. Но напряжённая ситуация здесь сохраняется, и это одна из тех зон, где имеются реальные надежды на революцию в Америке. Но в схожем положении находится всё Перу. Это положение, как я сказал, крайней нищеты и крайнего угнетения, которое является существенной чертой густо населённых банд, представляет собой также проблему для руководства революции. В этой зоне говорят не на испанском, а на кечуа и аймара, которые являются наиболее распространёнными языками и имеют общую основу. Тот, кто хочет общаться с коренным населением, должен уметь говорить на этих языках, иначе общение здесь невозможно. К тому же эти народности живут по обе стороны границы, разделившей государства и народы. Аймара из Боливии понимают гораздо лучше аймара из Перу, чем белых из Боливии. Сами колонизаторы, затем и империалисты позаботились о сохранении такой ситуации, так что имеется естественное родство между двумя этими странами.

Точно такое же положение – на севере между перуанскими и эквадорской зонами колья и кечуа, на территории, входящий и в Колумбию. Во всех этих странах местные языки преобладают. Это страны с чрезвычайно разнообразным рельефом. В перу имеются три горные цепи, пересекаемые долинами, а восточная половина страны выходит в амазонский бассейн, где образуется то, что в перу зовется «монтанья»: горные цепи средней высоты с субтропическим климатом, похожим на климат наших гор, но с более суровыми природными условиями.

Имеющаяся в Перу очень слабо развитая буржуазия целиком проживает в районе Косты, а Коста – это узкая пустынная полоса вдоль океана, параллельно которой идёт очень высокая горная зона. Разрыв высот между самой высокой точкой Западные Кордильеры и уровнем моря насчитывает 5000 метров, а по прямой их разделяют не более 100 километров, то есть приходится подниматься изнутри настоящей раковины. В горнорудной зоне центра страны месяц или два назад тоже происходили восстания, о которых, вы, должно быть, слышали. В Перу существует развитая горнорудная промышленность, а вы знаете, что горняк – это, как правило, индивид, обладающий высокой степенью боевитости. Перуанская армия состоит из класса, касты офицеров – и из крепостных индейцев, так что, если случится серьезное восстание, подавить его не удастся.

Условия в Эквадоре такие же, с той лишь разницей, что эквадорская буржуазия или часть этой буржуазии, как и сторонники всех левых сил, пользуются гораздо большим влиянием в городах и обладают гораздо более чётким осознанием необходимости восстания. Среди этих эквадорских левых групп имеются лидеры, которые побывали на Кубе и находятся под сильным влиянием результатов и последствий Кубинской революции. Они открыто поднимают там знамя немедленной аграрной революции. Естественно, и здесь имеется сильная репрессивная армия, а кроме того, в Эквадоре расквартированы части североамериканских регулярных войск. Думаю, что это также одна из тех стран, где вскоре мы увидим вспышки интенсивной революционной борьбы.

Следуя далее на север по гряде континентальной Съерра-Маэстры, то бишь по цепи Анд, мы окажемся в Колумбии, стране, которая уже на протяжении двенадцати лет пребывает в состоянии хронической войны. Време-нами эта война имеет больший или меньший размах, но длится она уже двенадцать лет. Колумбийские партизанские движения имели некоторые ошибки, которые не позволили им выкристаллизоваться в победоносное народное восстание, как это случилось в нашей революции. Одной из имеющихся у них проблем является отсутствие идеологического руководства. Разрозненные партизанские движения без единого, как это было на Кубе, руководства подчинены персональному руководству вожаков от сохи, которые, чтобы выжить, начали совершать такие же грабежи и убийства, как и их противники, и, естественно, мало-помалу скатились к бандитизму. Ряд партизанских отрядов заняли позицию самообороны и ограничивались лишь тем, что защищались, когда их
атаковало правительство; но вся эта ситуация войны, борьбы не на жизнь, а насмерть привела к тому, что партизанские отряды, взявшие курс на самооборону, постепенно были ослаблены, а некоторые из них полностью уничтожены. В настоящее время партизанское движение возникло снова, и возникло под безраздельным влиянием Кубинской революции. Имелась группа молодёжи, которое создало, нечто похожее на то, чем на первых порах было «Движение 26 июля», движение, которое называется МОЭ. В нём есть ряд правоанархистских тенденций, иногда с оттенками антикоммунистических идей, но он отражают в зародыше решимость к борьбе. Некоторые из его лидеров побывали на Кубе, и, пожалуй, самым пламенным и решительным из них был товарищ Ларрота, который был с нами во время апрельского вторжения и который был убит после возвращения в Колумбию.
Возможно, что МОЭ не будет иметь значения как политическое движение и может быть в некоторых случаях опасным, но это демонстрация тех сдвигов, которые происходят. Колумбия – это наглядный пример ситуации, когда левые партии пытаются затормозить повстанческое движение, чтобы привести его на предвыборный аукцион в такой абсурдной ситуации, когда имеются лишь две легальные партии, которые конституционно должны сменять друг друга у власти. В таких абсурдных условиях идти на выборы, значит, по мнению самых энергичных колумбийских революционеров, попросту терять время, и поэтому различными путями и несмотря ни на какие нажатые тормоза, развивается борьба, которое уже переросла в латентное состояние и во многих районах страны превратилось в открытую вооружённую борьбу. Может или не может борьба в Колумбии стать важным фактором, предсказать трудно, именно потому, что там нет хорошо структурированного левого движения, которое возглавило бы эту борьбу; это всего лишь ряд импульсов, ряд попыток сделать что-то, но отсутствует идеологическое руководство, и это очень опасно. Так что невозможно предугадать, как далеко всё это зайдёт, но в любом случае происходящее, естественно, создаёт условия для будущего развития хорошо организованной революционной борьбы в Колумбии.

В Венесуэле ситуация гораздо более динамична, Коммунистическая партия и Движение революционной левой (МИР) возглавляют вооружённое освободительное движение, и практически Венесуэла переживает состояние гражданской войны. Нас должно весьма интересовать это венесуэльское движение, нам надлежит
смотреть на него не только с большой симпатией, но и с большим вниманием. Тем более что наметилось определённое расхождение тактического свойства, в вопросе о подходе к вооружённой борьбе. Находясь под влиянием собственного опыта, практически родившись как нация с односторонним опытом, мы всегда проповедуем партизанскую войну, базирующуюся на крестьянских поселениях и последующий захват городов при опоре на деревню. Подобный подход базируется на острейшем земельном голоде наших масс, на труднодоступности для наемных войск громадных территорий Америки, на неэффективности атак империализма на народные силы в местностях, пригодных для партизанской войны, иными словами, на неспособности правящих кругов действовать за пределами крупных населённых пунктов. Некоторые венесуэльские товарищи неоднократно высказывали мнение, что в Венесуэле имеется возможность предпринять насилие иного рода, поскольку здесь существуют особые условия, и в частности есть группы военных, выступавших за восстание, за вооружённое движение.

Частичные результаты подобных установок и действий реализовались в попытке восстания в Карупано, где ещё раз была продемонстрирована та истина, что объективно [прогрессивная] миссия профессиональных военных Америки сводится лишь к тому, чтобы передать оружие народу, вооружить его. Единственное, что могут дать революции профессиональные военные, - это дать себя разоружить, чтобы народ потом оставил их в покое, в лучшем случае привлекая к себе из их состава отдельных лиц. Восставшая в Карупано морская пехота не смогла сделать ни шагу за пределы своей базы. Этот район я в точности я не знаю, но лично знаком с окрестной зоной, и это та зона, где непроходимые горы и леса находятся поблизости, где партизанская война создаёт чрезвычайно трудную ситуацию для расположенных неподалеку морских портов, через которые экспортируется нефть (Карипито), и угрожает одной из базовых зон империалистической экономики в
Венесуэле. Тем не менее морская пехота так и не вышла из казарм и сдалась сразу же, как только стало очевидным, что сохранившие верность правительству войска превосходят её численностью.

В таких условиях нельзя совершать революцию. Партизанская борьба, как вы знаете, это борьба длительная. В ней бои случаются не так часто, а наибольшие трудности состоят не в непосредственных действиях врага, а в борьбе с суровостью климата, с нехваткой провизии, с отсутствием медикаментов, в борьбе за идеологическое влияние на крестьянские массы, в политической борьбе за вовлечение масс в народное движение, за постепенное развитие революции; в условиях же Венесуэлы, конечно, надо предвидеть и американскую интервенцию в защиту своих нефтяных владений. Все эти факторы обусловливают искомые формы борьбы партизанских сил. Путь же, избранный в Венесуэле на этот раз (и нельзя сказать по-иному, именно «на этот раз!»), заключался в попытке совершить вооружённый переворот с помощью нескольких армейских частей. В случае его успеха это была бы победа одной части армии над другой. Чтобы в этом случае сделала армия? Очень простую вещь: она объявила бы амнистию для проигравшей части, сохранила бы свои кастовые привилегии и синекуры и, кроме того, свое прежнее классовое господство в стране, потому что это эксплуататорский класс, который обладает оружием и сохраняет эксплуататорскую армию. С победой одной её части над другой, конституционной над антиконституционной (если хотите их так назвать), произойдет не более чем в маленькое изменение в расстановке сил или мелкое столкновение между группами эксплуататоров; выявится противоречие, которое в нынешних условиях Америки никогда не станет решающим, и империализм сохранит свои механизмы эксплуатации. Поэтому одной из предпосылок подлинной, Кубинской революции стало разрушение армии, причём сразу же, как условие, необходимое для взятия власти всерьёз.

Есть ещё одна крупная страна в Южной Америке, которая также находится в своеобразном положении, в ситуации нестабильного равновесия, это Бразилия. Как вы знаете, Бразилия – самая крупная страна Латинской Америки. Это третья в мире страна по территории и крупнейший резерв сырья для североамериканцев. Она имеет свыше 60 миллионов жителей и является настоящей державой. Она уже перерабатывает своё сырьё, но все её богатства находятся под господством североамериканских капиталов, и там наблюдаются все характерные для Америки противоречия. Там также среди левых сил намечаются две тенденции: с одной стороны, сторонники мирной революции, мирного, конституционного пути завоевания власти, а с другой – левые силы, представленные в особенности крестьянскими массами северо-востока, которые имеют очевидное намерение взять власть вопреки сопротивлению буржуазии (империализму, главному врагу, буржуазия почти не оказывает сопротивления). По сути дела, эта страна состоит из нескольких стран: одна из них Северо-Восток очень бедная, густонаселённая
страна, где случаются страшные засухи и где имеется весьма многочисленное и боевитое крестьянство. Есть пустынная зона, покрытая сельвой и мелкими земледельческими хозяйствами по всем центральным районам страны, а к югу от неё расположена промышленная зона, подлинной столицей которого является Сан-Паулу, там же находится Рио-де-Жанейро – важнейшие города Бразилии. Северные районы представляют собой, по существу, мятежную зону, здесь эксплуатация доведена до такой крайности, что крестьяне выносят её более; каждый день приходят известия о гибели нескольких товарищей из Бразилии в их борьбе против латифундистов. После отставки Куадроса и попытки военного переворота наступила компромиссная ситуация, и находящееся у власти правительство является продуктом сделки между эксплуататорскими группами, между бразильской национальной буржуазией и империализмом.

Естественно, эта сделка будет расторгнута, как только враги смогут снова вступить в схватку между собой, и если до сих пор они не сделали этого открыто, то это потому, что у них имеется общий могущественный враг, это сам бразильский народ.

Когда состоялось отставка Куадроса, Фидель, как вы помните, выступал здесь и более или менее пояснил, что должен был сделать бразильский народ. Эти слова, дошедшие через эфир до Бразилии, вызвали сильную обеспокоенность, некоторые восприняли это как вмешательство нашего правительства во внутренние дела
Бразилии. Мы же считаем, что именно с таким мнением должен выступить революционер в моменты такой опасности и такой потребности в решении, как тогда. Если бы в Бразилии была бы выиграна решающая битва, панорама Америки быстро бы изменилась. Бразилия граничит со всеми странами Южной Америки, кроме Чили и Эквадора. Она имеет громадное влияние, это воистину поле решающего сражения, а в наших отношениях с американскими странами мы всегда должны помнить о том, что мы – часть одной семьи, семьи с более или менее специфическими чертами каждого из её членов, но мы не можем забывать о нашем долге солидарности и он нашем долге высказывать своё мнение в некоторых, особых случаях. Речь ни идёт о том, чтобы постоянно вмешиваться в дела других, ни о том, чтобы надоедливо соваться своим примером; примером, которому не во всех странах смогут последовать. Но в моменты, подобные тому, когда в Бразилии решалась не то чтобы судьба Американского континента – до этого не дошло; можно было частично проиграть, как в действительности и случилось, бразильскую битву, и ничего судьбоносного не произошло бы, но это был чрезвычайно напряженный момент. Если бы битва была выиграна, мы все много выиграли бы, но то, что в действительности произошло в Бразилии, было не победой народных сил, а просто-напросто сделкой, в которой группа, обладающая властью, оружием, решимостью взяться за него, и, кроме того, ясным сознанием того, что надо делать, уступила часть завоёванных в тот момент прерогатив, чтобы попытаться вернуть их себе в другой момент, и потому там тоже неизбежно должно наступить новое столкновение.

Этот год уже рассматривается как год ожесточённых столкновений между народными силами и силами угнетения; следующие годы будут примерно такими же. Никто не может быть пророком настолько, чтобы в точности предсказать, в каком году, в какой момент и в какой стране Америки произойдёт сшибка этих сил; но
ясно, что противоречия всё более обостряются и формируются субъективные условия, столь важные для развития революции. Таких субъективных условий два: осознание необходимости и срочности осуществления общественной трансформации, чтобы ликвидировать ситуацию социальной несправедливости, и уверенность в возможности осуществить эту трансформацию. Весь народ Латинской Америки подготавливает себя, чтобы осуществить её. Эта подготовка состоит в восстаниях отдельных групп, в повседневной борьбе, осуществляемой иногда легальными, а иногда и нелегальными средствами, иногда в открытой борьбе, а иногда и в борьбе отдельной; но эта подготовка народа осуществляется постоянно и идёт всевозможными путями, она вызревает качественно и количественно и предвосхищает великие битвы в нашей Америке…

Центральная Америка – это по сути единая страна с общими характеристиками, одно крупное владение империализма и один из тех районов, где народная борьба уже достигла своей зрелости, но и её результаты трудно определимы; и я не думаю, что в краткосрочной перспективе они очень заманчивы: слишком сильно здесь господство североамериканцев. В Гватемале прогрессивные силы вновь потерпели неудачу, а Мексика гигантскими темпами превращается в колонию янки. Здесь имеется относительно значимая буржуазия, но она уже вступила в соглашение с империализмом. Это сложная страна, реальности которой глубокофальсифицированы так называемой Мексиканской революцией и в которой трудно предвидеть значительные акции против её правительства…

Мы сосредоточили внимание на странах, которые вошли с нами в наиболее резкие противоречия или в которых сформировались специфические условия для борьбы. Через наши средства массовой информации мы ответили на агрессивные наскоки, а также объяснили народным массам, насколько смогли это сделать своим языком, и сейчас ожидаем результатов. Мы ожидаем этого не как завсегдатаи театров, занявшие места в ложе и взирающие на разворачивающуюся драму, в этой борьбе мы не зрители, а участники, притом важные участники. Судьба народных революций в Латинской Америке теснейшим образом связана с развитием нашей революции. Естественно, у нас есть более могущественные друзья, чем все силы Америки, и североамериканцы знают, что напасть на нас – значит подвергнуть свою территорию серьезной опасности; вместе с тем они избрали и довольно педантично осуществляют политику изоляции нас от остальной Латинской Америки. Во-первых, очень слабы наши экономические отношения с её странами, только связи с Чили обладают какой-то значимостью. Затем – разрыв отношений с большинством стран; этот процесс продолжается, и не думайте, что он остановится. Агрессии, подобные той, которую, похоже, они собираются предпринять на Ямайке, направлены на то, чтобы помешать нам конкурировать, ликвидировать влияние Кубинской революции посредством прекращения контактов. То же, что делают иезуиты, когда надевают длинную сутану, и все желания оказываются скрытыми под ней; это же самое
собираются сделать с нами, то есть поместить нас под колпак, чтобы никто нас не видел и чтобы наше зловредное влияние не распространялось. Очень важно бороться против этого, потому что наши контакты с Латинской Америкой также зависят от той формы, в которой её народ реагирует на атаки империализма, и от этой формы реакции народа очень во многом зависит наша безопасность. Не следует забывать, что империализм делает много ошибок, империализм знает или не знает, что способен сделать Советский Союз ради нашей защиты; я думаю, что он знает это, ибо, если бы он этого не знал, то уже давно напал бы на нас. Но он может ошибаться на этот счёт, и потому наша задача состоит в том, чтобы не дать ему ошибиться на этот раз, потому что, если он ошибется, империализм будет разрушен до основания; но и от нас тогда мало что останется, а потому мы должны быть
борцами за мир и убеждёнными защитниками мира – убеждёнными, потому что рискуем собственной шкурой, ес-ли мир окажется взорванным.

Почему же одновременно так свободно продолжаем говорить о народных революциях? Дело в том, что революции, народная борьба являются, как ни парадоксально это звучит, формой защиты мира. Империализм не может бороться со всем вооружённым народом, он, в конечном счёте, должен прийти к какой-то сделке; кроме того, ему не подходит затевать войну против чего-то такого, чего в действительности не существует, поэтому он стремится спровоцировать войну между народами. Где империализм всегда побеждает, так это в локальных войнах между народами, когда, продавая воюющим сторонам свое оружие, он может увлечь страны в долговую яму, продавая свое военное снаряжение обеим странам либо только одной; в конечном счёте всё зависит от обстоятельств, ему выгодно опробовать в этих войнах свою военную машину, проверить свою тактику, испытать новые изобретения. Вот это ему подходит. Народная же война против противника, который на первых порах то появляется, то исчезает, с фронтами, которые вроде бы не существуют; как это происходит сегодня в Индокитае, где в 40 километрах от столицы уже находится зона партизанской войны, официально объявленная «зоной
смерти», - это война, которую империалисты не способны долго вести, что, однако, ничему их не научило. Они не могут научиться сражаться с рассеянными частями в местности, где нет реально видимого врага. Они готовятся к войне с Советским Союзом, которую должны будут вести с применением ядерных ракет и совершенно иной стратегии. Империализм, хотя и не истекает кровью, теряет однако свои опорные пункты; не следует забывать и ещё одной важной вещи: североамериканцы не так глупы, как кажется; они ошибаются, это правда, но они не глупы. И они достаточно хорошо умеют предвидеть. Уже давно они поняли, что их резервы сокращаются; Соединённые Штаты – богатая страна, но их собственные ресурсы истощаются, и они начали их поиски по всему миру; например, вблизи Индокитая, находятся запасы олова; олово есть также в Малайзии, Перу, Боливии; медь в больших количествах имеется в Перу и Чили; в Перу есть также железо, а в Аргентине, между прочим, уран, который, как я думаю, они тоже вывозят; в Мексике имеется сера, а в Венесуэле нефть. Всё это и есть та основа, на которой движется империалистическая машина. Чтобы удержаться, им нужен весь американский континент, а также те части Азии и Африки, где они господствуют. За что идёт борьба в Конго? В Конго есть уран, в Конго есть медь, в Конго есть алмазы, есть целый ряд других полезных ископаемых. Штаты вели напряжённую борьбу в Конго, вытеснили бельгийский империализм и теперь остались там одни; такова политика, которую Соединённые Штаты проводят по всему миру, сколачивая блоки, чтоб сохранить свои позиции в будущем. И лишить империализм этой опоры, лишить его экономической основы, - значит ослаблять его, и ослаблять в самом его сердце. Ведь не надо забывать, что империализм действует экстерриториально, Соединённые Штаты уже давно действуют не только в Соединённых Штатах: их капиталы разбросаны по всему миру, они играют ими, изымают и вкладывают их. Таким образом. это ослабление экономической основы империализма помогает подорвать его могущество и поддерживает мир, мир во всём мире, а именно в этом мы и заинтересованы. Поэтому мы должны стремиться к тому, чтобы империализм не ошибался; до сих пор мы всегда открыто объявляли о серии шагов, которыми собирались отвечать на их удары, которые мы в самом деле предприняли и которые они почувствовали.

Мы объявляли об этом не единожды, и они слушают радиостанцию, находящуюся, например, здесь в Гаване, и слышат в своём сердце эту правду, потому что это радио вещает на всю Латинскую Америку, крестьяне по всей Америке слышат её, и то, о чём эта радиостанция говорит, воспринимается ими как кадры из кино. Так что мы показали им свою силу, нашу скромную силу и должны сделать так, чтобы это представление о нашей силу у них сохранилось. Конечно, они стремятся не только изолировать нас, но также и наносить удары здесь. Как? Предположительно теми актами саботажа, которые были совершены в последние дни, а также попытками
оказывать воздействие на людей, чтобы создать определённый климат, а общественный климат – это вещь весьма специфическая. Вам известно о событиях в Венгрии; о событиях, которые интересны некоторыми ошибками народного правительства, когда вдруг, как будто из ничего, разразилась контрреволюция, которая была оплачена, подготовлена и развязана янки.

Здесь в Америке имел место весьма похожий случай, хотя это и не было правительство с чертами венгерского. Это произошло в Боливии.

В Боливии имелось буржуазное и, по меньшей мере антиамериканское правительство, которое возглавлял майор Вильяроэль, выступавший за национализацию рудников, за осуществление целого ряда мер и чаяний боливийского народа. Это правительство постиг ужасный конец, майор Вильяроэль был повешен народом на фонарном столбе, на площади, а ведь это было народное правительство. Почему это произошло? Потому что североамериканские специалисты умеют использовать определённые слабости внутри правительств, какими бы прогрессивными те ни были.

Мы также довольно долго шли пути ошибок, и все вы несёте часть вины за этот путь, хотя, разумеется, ваша вина минимальна, поскольку главная вина лежит на нас, на руководителях правительства, обязанных быть прозорливыми. Тем не менее мы шли по пути, который называли сектантским, но который был чем-то худшим, чем сектантским, - глупым. Это был путь отрыва от масс, путь чередования правильных и абсурдных шагов, путь подавления критики не только со стороны того, кто имел законное право это делать, т.е. со стороны народа, но также превращения критического надзора со стороны партийного аппарата, который превратился в исполнителя и утратил свои черты контролера и инспектора. Это привело нас к серьезным экономическим ошибкам – а вы помните, что в основе всех политических движений лежит экономика, - а наши экономические ошибки как раз и означали движение по тому пути, в котором был заинтересован империализм. Сегодня он силится разрушить нашу экономическую основу посредством блокады, а мы посредством всех наших ошибок ему помогали. Почему я говорю и о вашей доле вины? Возьмем, например, Комитеты Защиты Революции (КЗР) – институт, который возник в разгар кампании за народную бдительность, отражавшей стремление народа защитить революцию, и который шаг за шагом превращался в принудиловку, в рассадник оппортунизма. Комитеты становились организацией, вызывавшей антипатию у народа. Я полагаю, что сегодня можно с достаточной степенью уверенности можно сказать, что КЗР антипатичны народу по причине совершения ими актов произвола. Правда, здесь, в городе, это не так бросается в глаза и не так беспокоит нас. А вот деревню, которая составляет нашу базу, откуда вышла наша партизанская армия, из которой в течении двух лет набирала силы, позволившие ей одержать победу над городами, - эту деревню мы полностью забросили, обрекли на забвенье и, по сути, оставили в руках КЗР.

Комитеты Защиты Революции оказались пристанищем болтунов, тщеславных оппортунистов всяких мастей, которые даже не задумываются над тем, какой ущерб они наносят революции. И поскольку в борьбе задействованы все средства, империализм начал работать и с каждым разом работал всё эффективнее, создав в
ряде районов ситуацию подлинного антагонизма между революцией и некоторыми секторами мелкой буржуазии, которые оказались чрезмерно зажаты революционной деятельностью. Всё это преподносит нам конкретный урок, который мы должны усвоить, и, кроме того, напоминает о той важнейшей истине, что органы безопасности, какого бы типа они ни были, должны находиться под контролем народа. Иногда действительно необходимо, а иногда может лишь казаться, будто необходимо принимать жёсткие меры, которые несут в себе опасность оказаться произвольными.

Естественно, что в моменты крайней напряженности нельзя постоянно действовать в белых перчатках, и здесь было задержано множество людей без абсолютной уверенности в их виновности. В Съерре мы расстреливали людей, не будучи полностью убеждены в их виновности: существуют ситуации, когда революция не может позволить себе слишком долго заниматься расследованием, её священным долгом было победить. Но когда естественные отношения между людьми вновь обретают свою решающую важность, мы должны отступить и вернуться к этим отношениям, положить конец отношениям, основанным на принципах силы и слабости: «Я сказал – и всё тут!" Во-первых, потому что подобные отношения несправедливы, а во-вторых – и это очень важно, - они несостоятельны политически. Также как КЗР превратились в органы, вызывающие антипатию или как
минимум в значительной мере утратившие свой былой престиж и любовь, которыми они пользовались, органы безопасности может постичь такая же участь, потому что фактически они совершали такие же ошибки.

Наша важная заслуга состоит в том, что мы не скатились к пыткам и прочим ужасающим вещам, к которым прибегали во многих странах во имя защиты справедливых принципов. Мы установили ному, которую всегда твёрдо отстаивал Фидель: и пальцем не прикасаться к человеку, даже если через минуту он будет
расстрелян. Возможно, были и исключения из этого правила, я знаю об одном таком случае, но главное в том, что ваш институт всегда придерживался этой принципиальной позиции, и это тем более важно, что здесь, на Кубе, всё известно, и обо всём, что мы не сообщаем в газетах и даже не хотим знать, мы потом всё равно узнаём. Я возвращаюсь домой, а жена говорит мне: «Послушай, в посольство проник такой-то тип» или «Посмотри на автобус, в который стреляли солдаты». Здесь обо всём известно, известно также о каждом акте насилия и произвола, совершаемых тем или иным органом. Каким бы подпольным он ни был и как бы скрытно он ни работал, народ узнаёт обо всём и умеет оценивать всё.

Ваша роль в защите революции чрезвычайно важна, хотя менее важна, помните об этом, чем развитие экономики. Для нас гораздо важнее, чтобы народ имел похлебку, чем вас. Тем не менее ваша роль всё-таки важна и надо уметь её выполнять, потому что впереди нас ждут ещё тяжелейшие сражения и кто знает, сколько времени они продлятся. И все мы на том или ином участке, в той или иной мере, в ближайшем или отдалённом будущем должны будем предоставить свои жизни в распоряжение революции; так или иначе битва будет продолжаться. Какой степени напряженности, какой степени превращения в открытую борьбу, какой степени глубины она достигнет, я не могу предсказать, ибо я не пророк. Но все мои желания, все мои устремления направлены на то, чтобы она не достигла крайней степени. Если же она этой степени достигнет, тогда ни ваша, ни моя деятельность не окажет существенного воздействия на её конечный результат. Но если до этого не дойдёт, а все мы не только хотим, но и боремся за то, чтобы до этого не дошло, если империализм сможет быть остановлен там, где сейчас находится, если удастся снизить его агрессивность, потому что, как говорил Никита, «хотя тигр всегда останется тигром, но и слон силён», вот тогда ваша миссия обретает всё своё значение, и состоит она в том, чтобы раскрывать всё, что готовит враг, и информировать правительство о том, что чувствует народ.

Однако, к примеру, в Матансасе руководители революционных организаций ходили с веревками по деревне, утверждая, что ИНРА предоставил веревки, дабы народ сам выбрал висельника; и обо всём этом не было никакой информации, по крайней мере я не читал ничего об этом. Это значит, что ваша организация либо не выполнила своих обязанностей, либо сама не знала, что происходят подобные вещи. Имело место нечто вроде так называемого красного террора, который хотели развязать в Матансасе в ответ на белый террор, не отдавая себе от-чёта в том, что белый террор существовал лишь в мозгах отдельных свихнувшихся. Мы сами развязываем белый террор своими абсурдными мерами, а затем провозглашаем красный террор. В Матансасе как раз и произошёл поучительный и печальный пример абсурдных мер, которые может принимать группа революционеров, когда они находятся вне контроля. Но такое может повториться, и мы должны быть бдительными, дабы такого повторения не допустить.

Контрреволюционером является каждый, кто нарушает революционную мораль, не забывайте об этом. Контрреволюционер – это тот, кто борется против революции, но контрреволюционером является и тот, кто, используя свое влияние, сначала приобретает себе дом, затем обзаводится автомобилями, а далее достаёт себе
продукты вне карточной системы, а потом имеет всё то, чего нет у народа; эти блага он может выставлять или не выставлять напоказ, но он ими пользуется. Это – контрреволюционер, и вот таких-то надо немедленно разоблачать; тот кто использует свой авторитет и влияние ради собственной корысти или в интересах своих дружков, тот контрреволюционер, и таких нужно преследовать, яростно преследовать и уничтожать. Оппортунизм – враг революции, и он процветает повсюду, где отсутствует народный контроль, вот почему так важно контроли-ровать его в органах безопасности. В тех институтах, где контроль осуществляют только самые высокие инстан-ции, где из-за самого характера деятельности этого института не ожжет осуществляться контроль за каждым его шагом или каждым его членом, и там надо быть непреклонным по тем же двум причинам: во-первых, потому что мы совершили революцию против несправедливости, а во-вторых, потому что непреклонность в данном случае – это единственно верная политика. Ибо все те, кто, говоря о революции, нарушают революционную мораль, являются не только потенциальными предателями, но и худшими очернителями революции – ведь люди видят их и знают обо всём, что делается, даже если мы сами не знаем о положении дел или не желаем знать о нем. Люди, повторяю, знают обо всём, и, таким образом, наша революция, вступив на этот ошибочный путь, всего за несколько месяцев растратила самое святое, что имела, - веру народа в неё. И теперь всем нам снова предстоит трудиться как никогда вдохновенно и самоотверженно, чтобы вернуть то, что мы промотали. А это тяжелая задача, все мы это замечаем: энтузиазм в этом году куда ниже, чем в прошлом. Есть вещицы, которые, будучи потерянными, потом восстанавливаются, но сделать это трудно, потому что в той обстановке, в которой жила Куба, было легко внушить людям веру в революцию, а теперь, когда эта вера в какой-то момент была предана или ослаблена, вернуть её не так то легко. Теперь вам предстоит потрудиться ради этого и в то же время быть непреклонными в отношении контрреволюции, быть хранителями секретов государства, постоянно быть бдительными и считать Кубу частью Америки при любом анализе ситуации, который вам предстоит проделать. В любой момент Куба должна рассматриваться вами как часть Америки, прямо и непосредственно с ней связанная. То, что произошло здесь, имеет историческое значение, и даже если бы мы этого не хотели, опыт Кубы будет перенесён на континент. Некоторыми народами он уже воплощается в жизнь, всеми другими ещё воплотится. Вторая Гаванская декларация будет иметь важное значение для развития революционных движений в Америке. Это документ, который будет звать народы на борьбу; Это, сохраняя должное уважение к великим документам прошлого, то, что можно было бы назвать «Коммунистическим манифестом нашего континента и нашей эпохи». Декларация базируется на нашей действительности и на марксистском анализе всех реалий Америки…

Потому мне показалось правильным немного поговорить с вами этим вечером об Америке. Надеюсь, вы меня простите за то, что я не был более убедительным из-за недостатка конкретики, за то, что я не рассказал более полно о столь важном аспекте борьбы, каким является её экономический аспект. Было бы очень интересно, если не для вас, то по крайней мере для меня, привести целый ряд данных, объясняющих механизм империалистического проникновения; данных, которые наглядно показали бы связь между политическими движениями и экономическим положением наших стран, связь между степенью и формами империалистического проникновения и соответствующим уровнем реакции на него; каким образом, какими историческими и экономическими предпосылками обусловлен тот или иной тип империалистического проникновения. Это могло бы проиллюстрировать развитие борьбы между империализмом и местной буржуазией или между той и иной империей за отдельные сферы влияния; результаты абсолютной монополизации экономики всего нашего региона Соединёнными Штатами и то, насколько экономика каждой из стран Америки зависит от этой монополизации. Они показали бы, что такие слова, как «Колгэйт», «Мехораль» или «Пальмолив» встречаются почти во всех странах Америки, как и тысячи других товаров, потребляемых здесь ежедневно. Империализм использовал наш континент как источник сырья и как сферу экспансии своих монополий. А это, в свою очередь, создало наш союз, союз, который должен быть священным для нас, союз, который мы должны защищать и поддерживать.

Мораль – как в басне – нашей беседы состоит в том, что вы должны больше изучать Латинскую Америку. Я заметил, что вообще-то сегодня мы на Кубе знаем о любом регионе мира, наверное, больше, чем о Латинской Америке, а это неправильно. Изучая Латинскую Америку, мы также учимся немного лучше понимать себя самих, учимся лучше понимать друг друга, познаем наши отношения и нашу собственную историю. Изучать Латинскую Америку – значит изучать империалистическое проникновение, то есть изучать её экономику. В ней вы найдёте зародыши всего того, что происходит.