Флаг Кубы
Новосибирское отделение Общества друзей Кубы

 

Главная
Газета "Круг друзей"
Наша библиотека
О Кубе
Песни
Гостевая книга
Ссылки

 

 

 

Социалистическое планирование, его значение

В №32 журнала «Cuba Sosialista» вышла статья товарища Шарля Беттельхейма (Шарль Беттельхейм – известный левый французский экономист, специалист в области экономики стран Запада и «третьего мира». На русский язык переведены его книги «Экономика Франции, 1919 -1952», «Экономика Франции после Второй мировой войны», «Независимая Индия».) под заголовком «Формы и методы социалистического планирования и уровень развития производительных сил». Эта статья затрагивает, несомненно, интересные вопросы, но помимо этого для нас её значение для нас состоит в том, что она направлена на защиту так называемого хозяйственного расчёта и категорий, предполагаемых этой системой для социалистического хозяйствования, таких, как деньги в качества средства платежа, кредит, товар и т.д.

Мы считаем, что в данной статье сдержатся две основные ошибки и постараемся уточнить, в чём они заключаются.

Первая касается истолкования необходимого соотношения, которое должно существовать, между производительными силами и производственными отношениями. В связи с этим товарищ Беттельхейм приводит примеры из классиков марксизма-ленинизма.

Производительные силы и производственные отношения – два механизма, неразрывно участвующие во всех обычных процессах развития общества. В какие моменты его производственные отношения могут быть точным отражением состояния производительных сил? В полосе подъёма рождающегося общества, которое наступает на структуры предшествующего общества, чтобы сломать его как систему, - и на последующем этапе слома старого общества, когда новое, производственные отношения которого уже утвердились, борется за свою цельность, за разрушение элементов прежней надстройки. Таким образом, не всегда производительные силы и производственные отношения в каждый данный момент могут в точности («En una forma totalmente congruente) соответствовать друг другу. Именно эта закономерность позволила Ленину настаивать на социалистическом характере Октябрьской революции и вместе с тем в определённый момент задачу двигаться к государственному капитализму и проповедовать осторожность в отношениях с крестьянством.

Корни подобной постановки Лениным этого вопроса - открытых им закономерностях развития мировой капиталистической системы.

Беттельхейм пишет:

«Решающим рычагом, изменяющим поведение людей, являются сдвиги, произведённые в производстве и его организации. Основная же цель воспитания – заставить исчезнуть навыки и поведение, унаследованные из прошлого и пережившие его, и обеспечить усвоение новых норм поведения, навязываемых самим развитием производительных сил».

А вот что говорит Ленин:

«… Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой социализм возможен.

С этим положением все герои II Интернационала, и в том числе, конечно, Суханов, носятся поистине как с писаной торбой. Это бесспорное положение они пережёвывают на тысячу ладов, и им кажется, что оно является решающим для оценки нашей революции.

Ну, а что, если своеобразие обстановки поставило Россию, во-первых, в мировую
империалистическую войну, в которой замешаны все сколько-нибудь влиятельные западноевропейские страны, поставило её развитие на грани начинающихся и уже начавшихся революций на Востоке в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз «крестьянской войны» с рабочим движением, о котором как об одной из возможных перспектив писал такой «марксист», как Маркс, в 1856 г. по
отношению к Пруссии?

Что если полная безвыходность положения, удесятеряя тем самым силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных предпосылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории? Изменились ли от этого основные соотношения классов в каждом государстве, которое втягивается и втянуто в ход мировой истории?

Если для создания социализма требуется определённый уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определённый «уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путём предпосылок для этого определённого уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы?» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч. т.45, с.380-381)

Расширяясь как мировая система, развив отношения эксплуатации не только между людьми одной страны, но и между народами, мировая капиталистическая система, став империалистической, вступает в эпоху кризиса и может сломаться в самом слабом своём звене. Таковым и была царская Россия после Первой мировой войны и в начале Революции; страна, где уживались пять экономических укладов, которые отмечал Ленин в то время: патриархальная, самая примитивная форма сельского
хозяйства; мелкотоварное производство, включая большинство крестьян, которые продавали свое зерно; частный капитализм, государственный капитализм и социализм.

Ленин указывал, что все эти уклады присутствовали в послереволюционной России, однако определяла систему её социалистическая характеристика, несмотря на то, что развитие производительных сил в определённых отношениях не достигло ещё своей полноты уровня, необходимого для социализма.

Очевидно, что когда отсталость особенно велика, правильным для действий марксиста было максимальное приведение духа новой мировой эпохи с его стремлением к уничтожению эксплуатации человека человеком в соответствии с конкретными условиями данной страны. Так и поступил Ленин в России, вчера освободившейся от царизма; это и стало нормой в Советском Союзе.

Мы утверждаем, что вся эта система аргументов, абсолютно подтверждённая жизнью и совершенно необычайная по своему провидческому – для того времени – характеру, применима к другим конкретным ситуациям, создающимся в определённые исторические моменты. После того, что произошло в России, имели место события такой значимости, как создание всей мировой социалистической системы, охватывающей сегодня почти треть населения мира – около миллиарда человек. Непрерывное продвижение вперёд всей социалистической системы влияет на сознание людей на всех уровнях и поэтому на Кубе в определённый момент её истории революция определяет себя как социалистическую, причём само это определение никоим образом не предшествовало реальному факту существования экономических структур, ему соответствовавших.

Как же может произойти переход к социализму в стране, колонизованной империализмом, с неразвитой тяжелой промышленностью в ситуации монопроизводства, зависимого к тому же от одного-единственного внешнего рынка?

На этот вопрос можно отвечать по-разному. Можно, подобно теоретикам II Интернационала, провозгласить, что Куба порвала со всеми законами диалектики, исторического материализма, марксизма и что поэтому она – страна не социалистическая, и должна вернуться к своему исходному положению.

Можно более реально смотреть на вещи и искать движущие силы, вызвавшие нынешнюю революцию в недрах производственных отношений на Кубе. Но, естественно, это послужило бы доказательством того, что есть много стран в Америке и других частях света, где революция даже более возможна, чем это было на Кубе.

Остаётся третье объяснение, на наш взгляд, точное: в рамках борьбы мировой
капиталистической системы против социализма одно из её слабых звеньев – в данном конкретном случае Куба – может оказаться прорванным. Воспользовавшись особыми историческими условиями, при верном руководстве своего авангарде революционные силы в определённый момент берут власть и, основываясь на том, что уже имеются достаточные объективные условия, поскольку речь идёт об обобществлении труда, переступают через какие-то этапы (Gueman etapas), и, заявив вслух о социалистическом характере революции, приступают к строительству социализма.

Такова та динамическая, диалектическая форма, в которой мы видим и анализируем проблему соотношения между производственными отношениями и развитием производительных сил…

После того, как Кубинская революция свершилась – факт, который требует анализа и не может быть обойдён никаким исследованием нашей истории, - мы приходим к выводу, что революция эта носила социалистический характер и, стало быть, для этого существовали определённые объективные условия. Ибо осуществить революцию вне таких условий – прийти к власти и декретировать социализм по мановению волшебной палочки – это нечто, не предусмотренное никакой теорией; положение, которое вряд ли будет поддержано товарищем Беттельхеймом.

Если имеет место конкретный факт рождения социализма в этих новых условиях, значит, дело в том, что развитие производительных сил вступило в противоречие с производственными отношениями раньше, чем можно было бы рационально ожидать, для данной отдельно взятой капиталистической страны. В чём же тут дело? В том, что авангард революционного движения, находящийся под всё большим воздействием марксистско-ленинской идеологии, способен сознательно предвидеть ряд шагов, чтобы ускорить ход событий, но ускорить их в пределах того, что объективно возможно. Мы очень настаиваем на этом моменте, поскольку именно здесь один из определяющих изъянов в аргументации Беттельхейма.

Если мы исходим из конкретного факта, что революция не может произойти без наличия основополагающих противоречий между развитием производительных сил и производственных отношений, мы должны признать также, что этот факт придаёт Кубинской революции социалистический характер, хотя объективный анализ её внутренних предпосылок показывает, что целый ряд факторов, о которых идёт речь, находятся ещё в зачаточном состоянии, не достигнув полного развития. Но если и в этих условиях свершается и побеждает революция, как же можно использовать довод о необходимом и обязательном соответствии (которое становится при этом узким и механистическим) между производи-тельными силами и производственными отношениями, для того, чтобы, например, защитить хозяйствен-ный расчёт и нападать на систему производственных объединений, которую мы используем?

Сказать, что Производственное объединение (Понимаемое здесь как синоним системы бюджетного финансирования.) – заблуждение – это примерно равнозначно тому, что сказать, что заблуждением является Кубинская революция. Эти концепции однотипны и могли бы обосновываться одним и тем же анализом. Товарищ Беттельхейм никогда не говорил, будто Кубинская социалистическая революция не была подлинной, однако он утверждает, что наши нынешние производственные отношения не соответствуют уровню развития производительных сил, и поэтому он предвидит крупные неудачи. Разрыв в применении диалектического мышления к этим двум категориям – различных масштабов, но выражающих одну и ту же тенденцию – и вызывает ошибку товарища Беттельхейма. Производственные объединения зародились, развились и продолжают развиваться потому, что они это могут, это прописная истина практики. Является ли административный метод наиболее адекватным или нет, в конце концов не столь важно, потому что различия между одним и другим методом в основном количественные. При этом надежды, которые мы связываем с нашей системой, устремлены в будущее, к более ускоренному развитию сознания и через сознание – к ускоренному развитию производительных сил.

Товарищ Беттельхейм отрицает эту особую функцию сознания, основываясь на доводах Маркса относительно того, что сознание – продукт социальной среды, а не наоборот; мы же берем марксистский анализ, чтобы с его помощью бороться против позиции Беттельхейма, и утверждаем, что хотя этот довод абсолютно верен, но в современную эпоху империализма сознание также приобретает всемирный характер. И что это сегодняшнее мировое сознание выступает как продукт развития всех
производительных сил мира, продукт примера и воздействия Советского Союза и остальных социалистических стран на массы всего мира.

При этом необходимо учитывать, что сознание авангарда определённой страны, основанное на глобальном развитии производительных сил, может обнаружить адекватные пути, чтобы привести к победе социалистическую революции в этой стране, несмотря на то, что на национальном уровне таких противоречий между развитием производительных сил и производственных отношений, которые делали бы эту революцию срочно необходимой или возможной, объективно не существует (во всяком случае, в рамках анализа страны, отдельно взятой и изолированной).

Прервём пока размышления по этому вопросу. Второй серьёзной ошибкой, допущенной Беттельхеймом, является его требование признать за правовой структурой возможность самостоятельного существования (Вариант перевода: «рассматривать юридическую структуру как обладающую возможностью существовать самостоятельно».). В своём анализе он настоятельно ссылается на необходимость учитывать производственные отношения при правовом установлении собственности. Полагать, что юридическая собственность, или, лучше сказать, надстройка данного государства в определённый момент навязана вопреки реально существующим производственным отношениям – значит неизбежно отрицать тот самый детерминизм, на котором он основывался, утверждая, что сознание есть продукт общественного бытия.

Естественно, во всех этих процессах – не физико-химических, которые протекают за тысячные доли секунды, а исторических, происходящих в течение длительного периода развития человечества, - есть целый ряд аспектов правовых отношений, не совпадающих с производственными отношениями, которые в данный момент характеризуют страну; но это означает лишь то, что первые будут разрушены со временем, когда новые отношения окончательно возьмут верх над старыми, но не наоборот, что воз-можно изменение юридической надстройки без предварительного изменения производственных отношений.

Товарищ Беттельхейм упорно настаивает на том, что природа производственных отношений определяется степенью развития производительных сил и что собственность на средства производства является абстрактным и юридическим выражением некоторых производственных отношений; при этом от него ускользает самый важный факт: если это положение полностью применимо к общей ситуации (будь то весь мир или отдельная страна), нельзя на его основе устанавливать обязательные«микроскопические» связи между уровнем развития производительных сил в каждой ситуации или в каждом регионе и правовыми отношениями собственности.

Беттельхейм нападает на экономистов, которые стремятся увидеть в собственности части народа на средства производства выражение социализма, говоря, что эти правовые отношения ни для чего не служат основой. Он был в определённом смысле прав по отношению к слову «основа» (Испанский «base» может быть воспринято и как «базис».), однако главное – то, что производственные отношения и развитие производительных сил в определённый момент сталкиваются, и это столкновение не является механически определённым накоплением экономических сил, а является качественной и количественной суммой, накоплением противоположных сил – с точки зрения экономического развития; преодоление одного общественного класса другим – с точки зрения политической и исторической. Иначе говоря, никогда нельзя отрывать экономический анализ от исторического факта классовой борьбы (до создания совершенного общества). По этой причине для человека юридическая основа, представляющая надстройку общества, в котором он живет, - живое
выражение классовой борьбы – имеет конкретную характеристику, конкретные черты и выражает осязаемую действительность. Производственные отношения, развитие производительных сил – это хозяйственно-технологические явления, накапливающиеся в ходе истории. Общественная собственность есть ощутимое выражение этих отношений, так же как конкретный товар есть выражение отношений между людьми. Товар существует, потому что существует товарное общество, в котором на основе частной собственности произошло разделение труда. Социализм существует, потому что существует общество нового типа, в котором экспроприаторы были экспроприированы и общественная собственность пришла на смену прежней, индивидуальной собственности капиталистов.

Это – генеральная линия, которая должна определять логику переходного периода. Более частные отношения между теми или иными слоями общества представляют интерес только для определённых конкретных анализов, но теоретический анализ должен иметь более широкие рамки, охваты-вающие новые отношения между людьми, общество, находящееся в процессе перехода к социализму.

Исходя из этих двух основных концептуальных ошибок, товарищ Беттельхейм защищает обязательную тождественность между развитием производительных сил на каждый данный момент и в каждом данном регионе – и производственными отношениями. И одновременно переводит эти самые отношения в их юридическое выражение.

С какой целью? Посмотрим, что говорит Беттельхейм:

«В этих условиях рассуждения, ставящие своей целью обозначить различные высшие формы социалистической собственности, но исходящие при этом лишь из общего понятия «государственная собственность», в стремлении свести социалистическую собственность к единственной реальности сталкиваются с непреодолимыми трудностями, прежде всего когда идёт речь о том, чтобы анализировать товарооборот в государственном социалистическом секторе, социалистическую торговлю, роль денег и т.д.»

Затем, рассматривая разделение Сталиным социалистической собственности на две формы он отмечает:

«Данная юридическая предпосылка и следующие из неё выводы ведут к отрицанию
обязательного в данный момент товарного характера обмена между государственными социалистическими предприятиями, а также к непониманию в теоретическом плане природы купли и продажи, осуществляемых между государственными предприятиями, непонимание природы денег, цен, хозяйственного учёта, финансовой самостоятельности и т.д. Эти категории лишены какого-либо
реального общественного содержания. Они возникают как абстрактные формы или более или менее произвольные технические средства, а не как выражение объективных экономических законов, закономерность которых, с другой стороны, подчеркивал сам Сталин».

Для нас статья товарища Беттельхейма, несмотря на то что он демонстративно становится на сторону противников высказанных нами в ряде случаев идей, имеет несомненную значимость как высказывание глубоко знающего экономиста и теоретика марксизма. Исходя из фактического положения дел и защищая (на наш взгляд – непродуманно) использование в переходном периоде унаследованных от капитализма категорий и необходимость индивидуализированной собственности в рамках социалистического сектора, он выявляет (в рамках марксистских позиций, которые мы назовём ортодоксальными) несовместимость детального анализа производственных отношений и общественной собственности с сохранением подобных категорий. И отмечает, что здесь «имеется нечто непонятное».

Мы утверждаем точно то же самое, только вывод наш другой; мы считаем, что
непоследовательность защитников хозяйственного расчёта связана с тем, что, следуя логике марксистского анализа и дойдя до определённой точки, они совершают скачок (перескакивая через «утраченное звено» в середине»), чтобы встать на новую позицию, с которой продолжают свое рассуждение.

Конкретно защитники хозяйственного расчета никогда не могли дать точного объяснения тому, что лежит в основе концепции товара в рамках государственного сектора, или как «с умом» применяется закон стоимости в социалистическом секторе при «перекошенных» рынках. Заметив эту непоследовательность, товарищ Беттельхейм вновь принимается за терминологию, начиная анализ с того, чем должен бы закончить – нынешними правовыми отношениями в социалистических странах и существующими категориями, констатирует реальный и очевидный факт наличия этих юридических и товарных категорий и отсюда делает прагматический вывод, что раз они существуют, значит, они необходимы. Опираясь на эту основу, он развертывает свой анализ в обратном направлении, чтобы прийти к той точке, в которой произошло столкновение теории с практикой. В этой точке он даёт новое толкование теории, подвергает анализы взгляду Маркса и Ленина и выступает со своей собственной интерпретацией, которая зиждется на ошибках, о которых мы уже говорили. Такой прием позволяет ему сохранить последовательность процесса – и анализа – от начала статьи до её окончания.

Вместе с тем он забывает, что в историческом плане переходный период молод. В то время, когда человек только приближается к полному пониманию экономического деяния и овладевает им посредством плана, он подвержен неизбежным ошибкам в оценках. Почему необходимо считать, что-то, что «есть» в переходном периоде, обязательно «должно быть»? Зачем объяснять удары, нанесённые реальностью по некоторым смелым экспериментам исключительно смелостью, а не – частично или полностью – техническими просчётами администрации?

Нам кажется, что слишком умаляет значение социалистического планирования – со всеми его возможными техническими недочётами – утверждение, которое делает Беттельхейм:

«Из этого вытекает невозможность удовлетворительно, т.е. эффективно обеспечить a priori комплексное распределение средств производства (и продукции вообще) и потребности социалистической торговли и государственных торговых учреждений. Отсюда вытекает также и роль денег в рамках самого социалистического сектора, роль закона стоимости и система цен, которая должна отражать не только общественную себестоимость различной продукции, но также выражать соотношения между предложением и спросом на данную продукцию и по возможности обеспечить баланс между этим предложением и этим спросом, если план a priori не смог его обеспечить и если применение административных мер для становления этого баланса подорвало бы развитие производительных сил».

Учитывая наши (на Кубе) слабости, мы вместе с тем попытались дать наше определение сущности проблемы:

«Мы отрицаем возможность сознательного использования закона стоимости, исходя из отсутствия свободного рынка, который автоматически отражал бы противоречия между производителями и потребителями; отрицаем наличие категории товара в отношениях между государственными предприятиями и считаем все эти отдельные предприятия и учреждения частью большого единого предприятия, которым является государство (хотя на практике в нашей стране ещё не происходит). Закон стоимости и план – два понятия, связанные противоречием и его решением; таким образом, мы можем сказать, что централизованное планирование – это способ бытия социалистического общества, его определяющая категория; тот рубеж, на котором человеческому сознанию наконец удаётся обобщить и направить хозяйство к своей цели – полному освобождению человеческой личности в рамках коммунистического общества». (Че Гевара «О системе бюджетного финансирования».)

Связывать производственную единицу (экономический субъект для Беттельхейма) с физическим уровнем интеграции – значит довести применение рыночного механизма до крайности и отказать нам в возможности сделать то, что североамериканские монополии технически уже сделали во многих отраслях кубинской промышленности. Это значит быть слишком неуверенным в наших силах и способностях.

То, что может быть названо производственной единицей (и что является подлинным
экономическим субъектом), со всей очевидностью изменяется в зависимости от уровня развития производительных сил. В некоторых отраслях производства, где интгеграция деятельности достаточно интенсивна, производственной единицей может стать сама отрасль. Такое возможно, например, в производстве электроэнергии на основе взаимосвязи, потому что это позволяет единое централизованное управление всей отраслью.

Прагматически развивая нашу систему, мы пришли к постановке некоторых уже рассмотренных проблем и попытались предложить их решение, следуя как можно более последовательно – в той мере, в какой это позволяла наша подготовленность – великим идеям Маркса и Ленина. Это привело нас к проблеме противоречий, существующих в марксистской политэкономии переходного периода. Стремясь преодолеть эти противоречия, которые лишь на какое-то время могут затормозить развитие социализма, - поскольку социалистическое общество уже существует – мы изучили организационные методы, наиболее адекватные практике и теории, в наибольшей мере позволяющие нам двигать вперёд общество посредством развития сознания и производства. И это – та глава, в которую мы углубились сегодня.

В порядке заключения:

1. По нашему мнению, Беттельхейм совершает две грубые ошибки в методике анализа:

а) он механистически переносит общетеоретическую концепцию необходимого соответствия между производственными отношениями и развитием производительных сил – на «микрокосм» производственных отношений в конкретных условиях отдельной страны в течение переходного периода и, таким образом, приходит к апологетическим и окрашенным прагматизмом выводам относительно так называемого хозяйственного расчёта;

б) делает столь же механистический анализ концепции собственности.

2. Мы не согласны с мнением Беттельхейма относительно того, что финансовое самоуправление или хозяйственная самостоятельность «связаны с данным состоянием производительных сил» - логическим следствием его аналитического метода.

3. Мы отрицаем его концепцию централизованного управления на основе материальной централизации производства (он приводит пример соединения линий электропередачи) и относим этот принцип к централизации всех основных экономических решений.

4. Мы не считаем правильным объяснение причин необходимости неограниченного действия закона стоимости и других категорий рынка в течение переходного периода, хотя и не отрицаем возможность использования элементов этого закона в целях сравнения (стоимость, рентабельность в арифметическом денежном выражении).

5. Для нас «централизованное планирование – это образ жизни социалистического общества» и т.д., поэтому мы признаем за ним гораздо большую власть решения, чем Беттельхейм.

6. Мы придаем большое теоретическое значение проблеме несоответствия классического метода марксистского анализа существованию товарных категорий в социалистическом секторе; вопросу, требующему более глубокого изучение.

7. В связи с данной статьей защитникам «хозяйственного расчёта» подойдёт и это: «Убереги меня, боже, от друзей, а от врагов я уберегусь сам».

«Cuba Sosialista», №36, июнь 1964 г.




Пишите нам: spm111@yandex.ru

Hosted by uCoz