|
|
Газета "Круг друзей" |
Н.И.Кудин
Незабываемое
...Есть
люди, встречи с которыми не забываются. Много лет уже прошло с тех пор,
как я встречался с Че Геварой. Но образ великого сына Латинской Америки
не потускнел в моем сердце. Как самую дорогую для меня реликвию я храню
фотографию Че с его дружеским автографом: "Товарищу Кудину, самому
большому кубинцу из советских людей от Че, самого "агрессивного"
экономиста, август 62 г."
Из семи лет, которые я проработал на Кубе, мне выпало счастье в течение
шести лет общаться с Че Геварой. Обычно мы встречались 2-3 раза в неделю,
а иногда вместе выезжали на объекты советско-кубинского экономического
сотрудничества и на кубинские предприятия как в столице, так и в различных
районах страны. Каждая из таких бесед оставляла глубокий след в памяти
- ведь я виделся, разговаривал, а случалось, и спорил с человеком беспредельной
преданности идеалам революции, общался с человеком редкой душевной красоты.
Всегда после этих встреч я чувствовал себя как бы заряженным его энергией,
настойчивостью, новыми идеями и мыслями.
Всего таких встреч было много сотен и описать их все невозможно. Особенно
врезалась в память первая, которая состоялась вечером в день моего приезда
в Гавану - 20 августа 1960 г. в доме, где жил Че Гевара.
Прежде всего меня поразила точность и пунктуальность Че. Приближаясь по
узкой тропинке к маленькому одноэтажному, утопающему в пышной тропической
зелени домику, ровно в 20.00, мы увидели Че, спускающегося с небольшого
крыльца к нам навстречу.
После кратких взаимных приветствий Че Гевара пригласил нас в дом. Познакомившись
ближе с этим человеком, я, спустя несколько недель, постепенно понял,
что он не только не любил, но терпеть не мог длительных приветствий и
церемоний.
Переступив три ступеньки и пройдя коридор, мы оказались в небольшой комнате,
в которой стояли деревянный шкаф, стол и три простых стула с жесткими
сиденьями. Только шкаф сохранил слабые следы коричневой краски. Все было
сработано из грубо отесанного соснового дерева. На столе не было скатерти
или клеенки, а простые окна не имели занавесок. В комнате не было никаких
украшений. Пол из мраморной крошки не был покрыт ковром или циновкой.
С потолка свешивалась лампочка без абажура, которая освещала комнату довольно
тусклым светом. Больше, за исключением пепельницы и коробки дешевых сигар
на столе, ничего не было.
Че Гевара с юных лет привык к простой жизни и отсутствию каких-либо украшений,
излишеств, а иногда и, казалось бы, самых необходимых в житейском обиходе
вещей. Эти его привычки, которые глубоко отвечали его натуре, еще более
укрепились в горах Сьерра-Маэстры. Такой, казалось, излишне жесткий рационализм
не был искусственным. Он представлял черту его характера, органически
входил в систему его взглядов. Это фактически отражало его постоянное
стремление отдать революции все силы, использовать все возможности и не
оставлять лично для себя никаких излишеств.
Перед нами был человек, который, не отвлекаясь на создание внешних условий,
живет напряженной внутренней жизнью. Какие-то думы непрерывно занимали
его. Но вот он оживился, большие карие глаза, обрамленные длинными ресницами,
сверкнули огоньком, и по лицу пробежала легкая улыбка. Че Гевара жестом
пригласил нас сесть рядом с ним. Мы приняли это не только как знак особого
гостеприимства или вежливости, а, главное, как показатель искреннего уважения
к представителям Страны Советов.
После того, как я примерно в течение часа изложил программу мер и мероприятий,
а также систему работы по практическому осуществлению заключенных советско-кубинских
соглашений об экономическом и техническом сотрудничестве, Че Гевара о
чем-то глубоко задумался. Мы не хотели прерывать его раздумья и несколько
минут сидели в молчании. Наконец, выйдя из задумчивости, он сказал: “Это
замечательный план,— и добавил, как бы извиняясь за свое непродолжительное
молчание,— я мечтал о том времени, когда мы сможем все это выполнить.
Я немедленно доложу об этой программе Фиделю”.
Мы,
конечно, были очень довольны таким исходом дела, хотя и не ожидали, что
обсуждение станет таким результативным. В ходе беседы Че Гевара поставил
ряд вопросов, которые, видимо, давно его беспокоили. В частности, он,
как бы желая услышать наше мнение, сказал: “Но как можно осуществить выполнение
этой программы? Ведь она охватывает не только одну область — внешние экономические
связи, а затрагивает всю экономику страны”.
Че Гевара не без горечи заметил, что иностранные, большей частью американские,
специалисты покинули страну и продолжают уезжать в США. Американская разведка,
наряду с организацией непрерывных крупных диверсий, организует также саботаж
со стороны тех специалистов, которые еще находятся в стране, включая кубинскую
интеллигенцию, даже мастеров и квалифицированных рабочих. В некоторых
отраслях, таких как нефтеперерабатывающая промышленность, не осталось
ни одного инженера. Ряд предприятий остановлены как из-за отсутствия импортного
сырья, оборудования и запасных частей, так и ввиду бегства специалистов
(никелевые заводы, электростанции, некоторые сахарные заводы и т. д.).
По просьбе Че Гевары мы пообещали немедленно доложить Советскому правительству
о создавшемся положении и о необходимости осуществить ряд неотложных мер
по поставкам сырья, оборудования, запасных частей и командированию специалистов.
Затем продолжалась долгая беседа на самые различные темы. Выпили кофе,
который приготовил сам Че Гевара в соседней комнате. Разошлись лишь на
рассвете.
Хотя Че в 1960 г. был президентом Национального банка, а позже министром
промышленности (куда первое время входила вся промышленность Кубы и лишь
постепенно начали выделяться министерства сахарной промышленности, металлургии,
химии и др.), главные вопросы экономики страны, к какой бы отрасли они
ни относились, решались с его участием.
Че Геварой было подписано множество документов по различным вопросам экономического
и технического сотрудничества, в том числе соглашения, протоколы, обменные
письма, крупные контракты.
Иногда мы с Че выезжали на объекты сотрудничества — никелевые заводы,
механический завод в Санта-Кларе и др. Помню, в один из приездов заместителя
председателя ГКЭС А. И. Алиханова мы пересекли Кубу с запада на восток
и посетили многие предприятия и стройки.
Когда мы поздно вечером выехали из Гаваны, Че сам вел машину. Примерно
через 40 минут Че сказал, что неплохо было бы сделать остановку. Мы подъехали
к какому-то ресторанчику на берегу моря. На просьбу Че принести что-нибудь
поесть хозяин заведения сказал, что все кончилось, а продукты для следующего
дня еще не подвезли. Меня крайне удивило то, что хозяин ресторана даже
не поприветствовал Че, как бы видя его впервые. Мне не поверилось, что
в ресторане ничего не было. Че молча встал и пригласил нас в машину. Когда
мы отъехали, он сказал, что на Кубе еще много “контрреволюции и всякой
сволочи”. Я достал маленький чемоданчик, в котором у меня были еще теплые
пирожки, приготовленные моей женой, и бутылка рома. Мы прекрасно поужинали.
Че повеселел и сказал, что и здесь советские друзья оказали “экономическое
содействие”, и добавил, что он сегодня не имел времени даже для обеда.
Мы ехали всю ночь, а на заре заполыхал сахарный тростник, который высокой
стеной стоял вдоль дороги. Че нам рассказал, что контрреволюционеры ночью
разбрасывают шарики желтого фосфора прямо по ходу машины, а с восходом
солнца они самовозгораются. Становилось все жарче и вскоре мы вынуждены
были остановиться в поселке у большого сахарного завода. Население приветствовало
Че. Несмотря на ранний час, все пришли на борьбу с огнем.
Выходные дни Че обычно проводил на различных разгрузочных работах в порту.
Иногда выезжал из Гаваны на 2— 3 недели на рубку сахарного тростника во
время сафры. Помню, как на одной из встреч к концу беседы один из вновь
прибывших на Кубу советских специалистов спросил Че: “Завтра выходной
день. Где будете отдыхать?” Че ответил: “Отдыхать будем, когда покончим
с американским империализмом”. При этом его прекрасные большие карие глаза
сделались стальными, все лицо нахмурилось, губы плотно сжались.
Встреча
с Че Геварой в апреле 1965 г. стала последней... Эта беседа в кабинете
министра промышленности, как и большинство других, состоялась ночью (день
у Че Гевары был до предела занят оперативной работой и выполнением важных
правительственных и партийных дел).
Мне с самого начала показалось, что он не только, как это обычно бывало,
о чем-то сосредоточенно думал, но, может быть, был несколько встревожен
и в какой-то степени выглядел грустным.
Когда я сказал, что в ближайшее время в Гавану прилетает один из заместителей
председателя ГКЭС Алиханов, он спросил меня: “Когда?” Я назвал ориентировочную
дату приезда. После некоторого раздумья Че Гевара сказал, что он не сможет
встретить его, так как в ближайшие дни уезжает в провинцию Орьенте, чтобы
возглавить бригаду рубщиков сахарного тростника. Я предложил отсрочить
его отъезд на несколько дней, а еще лучше, чтобы бригадиром поехал кто-либо
другой. Однако Че Гевара ответил, что это невозможно, что “быть во главе
бригады мачетерос — это большая честь и доверие, которыми он очень дорожит.
Эти красные бригадиры являются миллионерами, да, да, не удивляйся, настоящими
миллионерами — они вырубают за сезон по нескольку миллионов арроб сахарного
тростника. По своему трудовому энтузиазму, который и является источником
подлинного богатства и изобилия, они далеко превосходят всех Меллонов,
Дюпонов, Фордов и других миллионеровянки”. Он добавил, что на сафру выезжают
также Фидель Кастро, министры и другие кубинские руководители. После небольшой
паузы он добавил, что постарается, если будет возможность, прилететь в
Гавану хотя бы на несколько часов для встречи с А. И. Алихановым, которого
он хорошо знал и высоко ценил за неустанную заботу по организации экономического
и технического содействия Кубе. А пока встретит Алиханова и обсудит с
ним все вопросы его первый заместитель лейтенант Орландо Боррего.
Так мы расстались, и я не предполагал, что это была моя последняя встреча
с Че. Спустя много месяцев, уже находясь в СССР, я узнал о героической
эпопее в горах Боливии.
“Латинская Америка”, 1988, №12
(Николай Иванович Кудин—в 1960—1967 гг. советник Посольства СССР на Кубе
по экономическим вопросам.)
|